— Ой, ну и лицо у тебя, Зарецкая! Ты бы себя видела!

Ничего ей не отвечаю, только иду и ложусь обратно в свою постель, а затем накрываюсь одеялом с головой. Не хочу ее больше видеть. И слышать тоже.

— Ты чего, обиделась что ли, Ляль?

— Я на дур не обижаюсь, — тихо бурчу себе под нос.

— Да ладно тебе, — подруга садится ко мне на кровать и начинает теребить меня за верх от пижамы, — Я просто пыталась тебя развеселить. Ты как переехала, так все время ходишь такая грустная, а я не знаю, что еще сделать, чтобы ты наконец-то улыбнулась. Ну или рассказала уже мне, что там у вас с соседом стряслось.

— Ничего не стряслось, — совершенно безэмоционально отвечаю я.

Просто меня чуть не завалили, как потаскуху с полпинка на диване в чертовой клоаке разврата. А так все нормально. Все зашибись! А я вместо того, чтобы радоваться побегу, зачем-то вспоминаю тот вечер и все, что произошло между нами. И бесконечно прокручиваю в голове каждый его взгляд, каждое слово, каждое прикосновение...

И снова схожу с ума, чувствуя, что пожар внутри меня с каждым днем разгорается все ярче, все жарче, грозясь и вовсе спалить меня и мою гордость дотла.

Но я же не дура! Я же понимаю, что он просто поиграется со мной и вставит пинка под зад. Я видела, как это бывает, своими собственными глазами. И ни раз. И ни два...

Но признаться во всем подруге, да еще и проговорить все вслух, я не могу себе позволить. Я заперла все воспоминания в своей голове, посадила их под навесной амбарный замок, спрятав от всех на свете. И не могу позволить, чтобы кто-то узнал, как низко я пала.

Почти разбившись вдребезги!

И если бы не отец Егора, то быть мне сейчас пользованным товаром. Куклой, в которую поиграли, да бросили за ненадобностью, просто потому что появилась новая модель. Более красивая. Более совершенная. Да что там, просто новая и все – это главный критерий для такого бабника, как Егор Сечин.

Вот и сегодня я молчу как рыба. Просто лежу и жду, когда же Аксинье надоест мое блистательное общество и она наконец-то оставит меня одну. Что вскоре и случается. Она идет в душ, а затем долго прихорашивается перед зеркалом, пока я завтракаю и одним глазом наблюдаю за ее метаниями.

Я знаю – она старается для Баринова. Она думает, что просто так.

Да, я тоже когда-то была такой же непроходимой тупицей, свято веря в то, что поход посреди ночи к соседу – это хорошая идея. Я искренне верила, что мне мешает спать музыка, а не то, что Егор совсем не замечает меня.

Теперь вот дошло...

Когда Бронштейн прощается со мной и престарелой бабушкой (хозяйкой квартиры, у которой мы снимаем по комнате), то я подхватываю кружку с недопитым чаем и иду в свою комнату, где продолжаю смотреть свой любимый ежедневный сериал. Он – мое единственное развлечение в том тусклом сером мире, в котором я оказалась по воле своего соседа.

Итак, серия дцатая, безымянная.

Акси походкой от бедра дефилирует мимо машины Максима. Парень пытается ее перехватить и вручить свой презент. Девушка что-то злобно ему выговаривает, прищурившись. Баринов неожиданно подхватывает ее за талию и усаживает себе на капот, раздвигая ее ноги своими и прижимаясь к Бронштейн максимально близко. Короткая борьба и мою подругу заваливают на спину, а затем и вовсе зажимают голову руками.

Протестующий вопль Акси. А затем следует поцелуй. Долгий. Жаркий. Взрослый.

Внутри все скручивается узлом от зависти. Да, это она – черная и безысходная. Я ненавижу ее, и Егора Сечина я ненавижу тоже, потому что он причина вот этого моего разнузданного состояния.

Паразит! Таракан! Сволочь!

Закрыла глаза и привалилась к нагретому солнцем стеклу. Зажмурилась, тяжело вздохнула. А когда снова открыла глаза, то поняла, что ребята от нежностей перешли к рукоприкладству. Бронштейн пыталась набить морду Баринову, а тот, отбиваясь, упорно запихивал ее в салон своего автомобиля.

Покачала головой, а затем отвернулась и потопала в душ, чтобы затем неторопливо собраться и потопать на свое новое место работы, которое находилось в шаговой доступности от моего нового жилья. К слову, о нем – все прилично и чистенько, но очень скромно. Бабулька – божий одуванчик – любительница женских романов, кофе и кильки в томатном соусе – на этих трех китах стояло все ее существование. К нам она не приставала, только просила, чтобы после полуночи не шумели и мыли за собой посуду. Идеальная старушка как по мне.

А мне такое соседство было только в радость, потому как я была разбитой и с каждым моим шагом под ноги мне сыпались осколки. По ним и иду, не замечая ничего вокруг.

И так длится уже долгую, почти невыносимую неделю.

Смен себе в филиале маминой ветеринарной клиники набрала специально выше крыши, чтобы с утра и до вечера впахивать, а не думать о мускулистом соседе, который так бесстыдно и сладко нашептывал мне на ухо прекрасные, но лживые слова, пока сам творил с моим телом непотребства:

«Только думаю о тебе двадцать четыре на семь. Без передышки, Ляля. Увидел тебя и вмазался. Пытался из головы выкинуть – не получается. Ломка и апатия. И только рядом с тобой я снова чувствую, что живой. Вот, что ты со мной сотворила, чертова ведьма...»

Чертов пикап-мастер. А я и уши развесила, запоминая каждое предложение, слово в слово. И этот его монолог на моих замшелых мозгах теперь будто вытатуирован. Свести бы, да только как, скажите? Так целый день и гоняю в памяти, пока на совершенном автопилоте делаю свою работу.

И вот очередная многочасовая смена заканчивается, но я единственная, которая этому не рада. Я не готова идти домой. Там мне снова предстоит остаться один на один со своим постыдным прошлым. И это становится уже почти невыносимым. Обещала сама себе, что вытравлю из крови Сечина, а получилось, что еще сильнее им отравилась.

Переодеваюсь и прощаюсь с коллегами, а потом выхожу через служебные двери и неспешно бреду домой, слушая заунывные рулады Алексеева. По пути получаю несколько сообщений от Акси с просьбой зайти в магазин и прикупить фисташкового мороженого, пару бутылок молочного коктейля и банку кильки для нашей бабули. Улыбаюсь и делаю, как она просит.

В супермаркете уже на кассе зависаю. Передо мной стоит парочка влюбленных с чипсами, мармеладом и двухлитровой бутылкой колы. Они обсуждают совместный досуг, планы на просмотр какого-то ужастика и буквально воркуют друг с другом – сю-сю-сю.

А я отвожу взгляд, получая по сердцу зубодробильной удар ментальной кувалдой. Со мной никто ворковать никогда не собирался, только завалить на диван и получить своё. Без походов в парк и разговоров под луной, без цветочков и милого флирта.

П-ф-ф, зачем же, когда у нас разгон от «кислятины» до «я тебя хочу» за пару секунд?

Нервную систему снова разносит в хлам от обиды и жалости к самой себе. Но я упорно задираю нос выше, зло оттирая со щек предательскую слезинку. Да, я знаю, что обещала себе больше не реветь, но это просто… соринка в глаз попала.

Расплачиваюсь, складываю свои покупки в шоппер, а затем покидаю магазин, снова врубая музыку в наушниках на максимум. Но уже спустя пару минут она вдруг перебивается стуком моего сердца где-то у меня в горле и пульсацией вскипевшей крови в висках.

Руки затряслись. Ноги подкосились. В глазах потемнело.

И все это только потому, что я увидела у моего подъезда черный Гелендваген своего персонального палача...

Глава 38 – Вне зоны доступа

Болью под ребрами – адской

Ты отзываешься до сих пор,

Я не успела узнать, что такое

«Счастье»

И можно ли любить с тобой.

Мысли кружат, как летучие мыши

Нападают и заключают в свой плен.

Они шепчут всё тише и тише,

Сгорают и превращаются в тлен.

Ты отравил меня своим ядом,

А эликсира живительного не дал.

Я застряла между Раем и Адом –

Ты правда об этом мечтал?

Уничтожить меня и в пыль превратить

Одним головокружительным взглядом.